четверг, апреля 26

Про панталоны

Родился, ну и, конечно, живешь на свете.
Но все же по временами  как-то чудновато становится. Век такой, эпоха, знаете ли, такая замечательная.
Умственный человек Василий Харитонович Белов говорил, что в такое время живем, что "у кажинного ум раскорячивается".
А другой  - интеллигент – тоже очень умный, мне сказал, что все довольно ясно, но в общем, понять ничего нельзя; жизнь полна добрыми намерениями, но из намерений панталон не сошьешь.
И он, вздохнув, посмотрел на свои панталоны.

среда, апреля 25

Поездка к Островскому."Снегурочка" - лучшее, что есть".

В.М.Васнецов пригласил  меня поехать к Островскому, он хотел узнать об его поэме "Снегурочка" и как он думает об опере, как видит ее оформление.
В.М.Васнецов
Мы застали Островского, он принял нас в комнате в стеганном  полухалате. Он встал из-за стола, на котором были разложены карты и начерчен мелом на сукне план павильона на сцене, входы и выходы. Карты были – короли, валеты, дамы. На них наклеены ярлыки действующих лиц, фамилии артистов на валете червей и я прочел "Правдин", а на пиковой даме "Ермолова".
Островский, видя, что я молодой человек с большой шевелюрой, засмотрелся, спросил меня:
- Вам интересно?
- Да,  - ответил я робко.
-А вот видите, часы, - сказал Островский. – Стрелка больших часов двигала минуты.  – А вот моя рукопись "Не в свои сани не садись". А вот это артисты, - показал он на карты.  – Они у меня войдут на сцену здесь, а я за них говорю по часам. В меру надо действие сделать, страсти человеческие надо в меру показать. А то я распишусь, - сказал он, улыбнувшись, - публика-то в три часа  и уедет из театра ночью, скажет: "Островский-то замучил". Мера должна быть в искусстве театра. Вот они, карты, меня учат… Простите, Виктор Михайлович, - объяснял молодому человеку технику дела.

вторник, апреля 24

Как трудно было учиться весной...Из студенческих воспоминаний.


К.А.Коровин.
Натурщик в костюме бедуина. 1880-е
В Училище живописи, ваяния и зодчества в Москве товарищами моими были Светославский, Левитан, Несслер, Мельников, Поярков, Комаровский. При переходе в натурный класс мы попали в мастерскую профессора А.К.Саврасова и назывались  - пейзажисты. Ученики других профессоров  нашей школы  - Перова, Сорокина, Прянишникова, - в отличие  от нас, назывались – жанристы. Впрочем, мы, пейзажисты, тоже были обязаны в натурном классе рисовать и писать красками нагих натурщиков.
  Помимо многих научных предметов в Школе преподавались еще специальные науки: история искусств, анатомия и перспектива. Экзамены проходили  в мае месяце. Не ужасно ли? Весна, солнце, дневное время, а мы должны были сдавать экзамены по наукам!...
- И зачем нам анатомия? – негодовал Светославский.
- А зачем нам писать голого банщика? – вторил ему Левитан.

пятница, апреля 20

Про собак...

Помню в России – и в городе, и в деревне – "собака" было ругательное слово. Говорили: "ах ты собака!, "собака лает – ветер носит", "что с ним, с собакой, говорить…", "собаке – собачья смерть". Так выходило, что собака – что-то позорное. Вообще, к собаке не было внимания.
В деревнях собаки зиму  и лето жили на дворе и назывались "дворняжки". В избу, в дом, их никогда не пускали. Считалось грехом: нечистое животное. Кошка – другое, кошку можно держать в доме, а собаку – грех.
Большею частью дворняжек называли Шарик, Волчок, должно быть, потому, что когда спит дворняжка, то свертывается в клубочек и похожа на шарик. Ласковая собака была дворняжка.

четверг, апреля 19

В Испании. Один день с натурщицами.

Я спросил швейцара гостиницы, не может ли он мне найти модель – испанку.

У балкона. Леонора и Ампара. 1888-1889.
 
Через час он привел мне в комнату двух молодых девушек. Одна – Ампара – была в черной длинной мантилье с капюшоном; наряд другой – Леоноры – не такой жгучей брюнетки, был победнее: узкий корсаж и широкая черная юбка. Войдя ко мне, они встали у окна моей комнаты и, застыдившись, глядели как-то в бок. Я попросил их остаться стоять в тех же позах. Достал краски и начал писать.
Когда я стал писать ноги, Леонора покраснела; у ней были худые, в заплатах, башмаки.

Окончив сеанс, я хотел дать девушкам денег. Они обе вспыхнули и отказались. Мы вместе вышли на улицу – девушки взяли меня под руки.
Прохожие продолжали смотреть на меня. Оказалось: моя шляпа из России, с широкими полями, походила на головной убор матадоров.
Мы отправились с Ампарой и Леонорой на базар. У лавки, где в окне была выставлена обувь, я предложил Ампаре и Леоноре зайти. Полная женщина, хозяйка магазина, достала с окна женские ботинки с высокими каблуками, щеголеватые. Леонора стала примерять башмаки и сказала:

пятница, апреля 13

Московская весна.

Весна. Радостно сияет солнце. Московские крыши очистились от снега. По желобам бежит вода на мокрую мостовую. Синие тени ложатся от домов. Греет весеннее солнце. Весело освещаются вывески, синие, голубые. Горят на солнце зеленные и красные крыши, блистают золотые маковки церквей на прозрачном небе. Москва к весне изменилась, освежилась, повеселела. Грачи кричат над высокими деревьями садов. В Охотном ряду толкотня, рынок завален разной снедью: куры, гуси, поросята, ветчина, рыба, икра, бочки грибов. Пахнет рогожей, рыбой, хлебом, смазанными сапогами. Разносчики с мочеными грушами, квасом, извозчики едят с лотков грешники, посыпая солью. Гимназисты в шинелях со светлыми пуговицами, за спиной ранцы, идут из гимназий.
Скоро Пасха.
Таинственно и грустно.

четверг, апреля 12

В мастерской. Размышления...


Государственная Третьяковская галерея
В мастерской художника.
1892-1894. Государственная
Третьяковская галерея

Париж. Ночь. Спать не могу. Целый рой образов и представлений проходят предо мной. Люксембург. Музей Наций – а все-таки живопись не много хлипка и скука. Только Б. Лепаждает еще что-то очень поэтическое и (какая сила), и Zorn, а все остальное – ведь неправда игра не стоит свеч. Хотя и замечательно и можно удивиться той энергии, с какой это работано, т.е. энергия и задачи сделать – как, например, Бона. – Ну а что это, это разрешенная задача живописи и только (это много), ну а где же художник? Да разве это не тот же удар, да разве это не есть большая раскрашенная фотография – разве тут много пульса художника – это все можно уважать, но не любить, это также для меня велико и замечательно как слоновой кости резьба китайца. Я поражен, но при чем здесь поэт или художник. Да, а, Рафаэль - тот поэт, Zorn, да и два еще других.
Да, разве Месонье вправду не китайский резной шарик? Нет, я видел акварель Месонье Наполеон и нераскрашена Тут черт знает что?


вторник, апреля 10

На улицах города весной...

 
Ф.И.Шаляпин. Фотография. 1890-е
На Кузнецком мосту, одетые в длинные пальто в талию, в шелковых цветных фулярах на шее, в лощенных цилиндрах на голове, в перчатках, играя палками с золотыми набалдашниками, фланируют рядами актеры Малого и Художественного театра.

Отдельной группой идут певцы Императорской оперы, с ними певцы, прозванные "зиминские ребята". Актеры почему-то их прозвали "без пяти минут Шаляпины"…

У певцов поля шляп с одной стороны загнуты на глаза. Певцы иначе одеваются, чем драматические артисты,  более ярко, как-то под итальянцев. Говорят громко, и часто слышатся слова "бешенный успех, дикий восторг". Вся эта компания направляет в кондитерскую Трамбле кушать сбитые сливки.   

 
ртисты Московской частной оперы С.И.Зимина

четверг, апреля 5

Весной хочется жить.


Весна. 1917
Государственный Русский музей 
 В весне есть ожидание обновления жизни, таинственное действие радостного зова, живого, отрадного, какого-то счастья, дружбы, любви, дороги дальней, нечаянной радости.
Каждый день весны есть какой-то праздник души. Человек делается добрее, веселье наполняет душу. Даже на кладбище делается веселее, и думается: "Вот и я умру, а как-то не может не быть, как же это так, весной-то".
Весной хочется жить.
Весной даже умники улыбаются. И прелестные женщины весной еще прелестнее.
Пахнет и дышит земля. Леса оживают и льют свою свежесть, в полях цветы светятся, как крошечные солнца.

среда, апреля 4

Я, кажется, влюблен всегда...

Ранней весной мы с Левитаном уезжали в окрестности Москвы на охоту. У него было новое ружье.
В Перервах под Москвой, у разлива Москвы-реки, было много пролетной дичи. Вечером, в Кускове, мы стояли на тяге. И в сетке наших ягдташей была дичь. Носы вальдшнепов выглядывали из нее.

Утром с Курского вокзала мы шли пешком, гордые тем, что охотились и что на нас глядят. У Красных ворот нам встретились гимназистки, идущие в гимназию. Мы шли, как бы не обращая на них внимания. Но что было в душе! Мы шли как бы не по земле: они смотрят на нас! И как они все прекрасны!