К.А.Коровин Венеция. 1894 |
Дивной сказкой казалась мне Италия. И красавица Флоренция, палаццо Медичи, Микеланджело.
Таинственная Венеция. Ночь. Сажусь в черную гондолу у качающейся воды каналы. В удивлении смотрю на высокого гондольера, как, стоя, нагибается он над веслом. На повороте темного канала он говорит:
- Оээээ..берегись…
Соседняя гондола тихо проходит мимо нас. Площадь Святого Марка.
Комната гостиницы, из которой мне видна большая стена, розоватая, огромного Дворца дожей. Я пошел по площади Святого Марка. "Прежний мир, - думаю я, - великие, прекрасные тени…"
Вернувшись в отель, у фонаря, при входе, я услышал:
- Константино…
Передо мной стоял в плаще человек. Он бросил через плечо назад сигару.
- Мазини!
Таинственная Венеция. Ночь. Сажусь в черную гондолу у качающейся воды каналы. В удивлении смотрю на высокого гондольера, как, стоя, нагибается он над веслом. На повороте темного канала он говорит:
- Оээээ..берегись…
Соседняя гондола тихо проходит мимо нас. Площадь Святого Марка.
Комната гостиницы, из которой мне видна большая стена, розоватая, огромного Дворца дожей. Я пошел по площади Святого Марка. "Прежний мир, - думаю я, - великие, прекрасные тени…"
Вернувшись в отель, у фонаря, при входе, я услышал:
- Константино…
Передо мной стоял в плаще человек. Он бросил через плечо назад сигару.
- Мазини!
К.А.Коровин Портрет А. Мазини. 1890 |
- Послезавтра приедет Мамонтов, - сказал он, - Свидание здесь.
- Да. Я получил телеграмму.
- Буду петь в Москве. Я люблю Москву. Пойдем, Константино, в ресторан. Там есть старик – он поет старые песни.
Старик сидел у окна небольшого ресторан и рассеяно смотрел в окно на лагуну, где черные гондолы рядами стояли у берега. В руках у него была гитара. Лунный свет освещал край окна.
Сев за стол, Мазини приказал подать вино, сыр и фрукты.
- Садись, Джованни, - пригласил Мазини старика.
И, обратившись ко мне, сказал:
- Он поет, как тогда пели – давно. Послушай!
- Бэлла, бэлла, соррентина… - запел старик слабым голосом. В нем было что-то особенное, непохожее на других певцов.
- Не то… - сказал Мазини, - дай гитару… - Мазини пел со стариком что-то совсем другое, что я никогда не слыхал.
- Мой учитель Рубини знал, как пели прежде. Ты знаешь, Константино, я тоже пел на улице. Твой Мамонтов – это синьор, он понимает искусство…
В звуках дивного голоса Мазини, в его карих глазах, в его лице было что-то общее – и с ночью Италии, и с черными гондолами, и с этими дворцами Венеции и Ватикана.
Комментариев нет:
Отправить комментарий